Все молчали. Затем Коттрел снова заговорил:
— Когда я впервые услышал о самоубийственном нападении, я сразу подумал, что без колдовства тут не обошлось. Пятерка помогает душам умерших переходить в новые тела. Естественно, я не знал этого тогда, я понял совсем недавно.
Последовала еще более длинная пауза.
Их мысли текли параллельно. Они должны были поверить, но не могли. Случай с Морганом мог быть простым совпадением. Никто не хотел связываться с Коттрелом, но все же… все они соглашались с Линн Бакстер, которая сказала, что Морган, возможно, был уже болен, и ему все равно бы потребовалась операция.
Мысль о том, что ведьмы могут помочь душе, жизненной силе перейти из одного тела в другое, была фантастической.
Как и всем детям космической эры, им было бы гораздо легче поверить Коттрелу, если бы он принес на Совет прибор с кнопками и шкалами и включил его в сеть.
— И что же нам делать? — спросил Президент. — Как бороться с этим?
Коттрел ответил:
— Помните, несколько минут назад Бриксби сказал, что белая магия — единственное, что может победить черную магию? Он был совершенно прав. Правда, есть и другой путь — убивать всех, кто может оказаться ведьмой. К сожалению, этот путь для нас невозможен. Пятерка не придет к нам, чтобы дать себя убить, а у нас нет возможностей отправиться к ним.
— Подождите! — закричал взволнованный Бриксби. — Пятерка приходит сюда! Они обязаны — в соответствии с вашей собственной теорией. Мы убили одного из них. Одного из Шестерки, я имею в виду.
Коттрел кивнул.
— Вы совершенно правы, но мы уничтожили только одного. Нам необходима белая магия. Мы должны выявить каждого мужчину, женщину или ребенка, наделенных сверхъестественными способностями.
— И превратить их в ведьм?
— Добрых, — сказал Коттрел.
Вдруг он неожиданно застыл на месте и с трудом улыбнулся.
— Конечно, этого следовало ожидать. То, что я сделал с Морганом, Пятерка сейчас, и не без успеха, пытается сделать со мной. И на тринадцатый день.
— Они пытаются вас околдовать? — быстро спросила Линн. — Вы чувствуете это?
— В настоящий момент мне трудно почувствовать что-нибудь, кроме этого. — Он повернулся к ней: — Вы поможете мне?
Он говорил с таким значением, что не только она, но и все присутствующие поняли, что это не просто слова.
Она не колебалась:
— Чтобы победить Лудильщиков — да!
Они любили друг друга с такой силой страсти, которая сначала испугала Линн, а затем так переполнила ее, что страсть ее оказалась даже больше, чем его.
К ее удивлению, а в начале и к стыду, она почти сразу же стала заниматься этим с дикой безоглядной радостью. Хотя она и не имела никакого опыта, она была врачом, а следовательно, не была невеждой. Она, конечно, не раз слышала хвастливые истории о мужской потенции. Коттрел, который никогда не хвастался, доказал, что эти истории — детский лепет.
Однажды она спросила:
— И это может защитить тебя от ведьм? Не облегчает ли это их задачу?
— Мужчина знает, чем он может защищаться, — ответил Коттрел.
Только одна мысль мучила ее все это время: она не любила этого человека. Она чувствовала: все было бы в порядке, если бы их связывало настоящее чувство. Она прекрасно понимала, что его в ней привлекает. И что привлекало ее в нем. Но, тем не менее, она по-прежнему видела в нем военного консультанта, от которого зависела ее судьба и судьба Шана.
Они мало спали, а когда просыпались, занимались любовью с новыми силами. Однажды он сказал спокойно:
— Теперь ты никогда не будешь прежней, Линн.
— Нет, — ответила она, поняв, что он имел в виду.
— Я не имею в виду в обычном смысле. Ты могла бы быть замечательной любовницей, Линн.
— Я к этому не стремлюсь.
— К этому должны стремиться все. Нет, ты, конечно, никогда не станешь похожей на меня. У тебя не будет много любовников, ты будешь счастлива с одним человеком. Но тебе уже пора начать искать его, потому что ты не сможешь жить как раньше.
— Я не животное, — резко возразила она, — и в состоянии справиться со своими желаниями.
Хотя он на нее смотрел, он, казалось, ее не слушал. Она беспокойно пошевелилась. Несмотря на многие часы, проведенные в его объятиях, ее стремление к этому человеку, его взгляд по-прежнему обжигал ее обнаженное тело. Она предпочла бы, чтобы все это происходило в темноте.
— С другой стороны, тебе не придется самой искать его, он сам тебя найдет. Ты проснулась. Это поймут все.
— И это твоя заслуга.
— Заслуга… — он был искренне удивлен. — Линн, любовь — это для двоих.
— И ты называешь это любовью?
— Я люблю всех женщин, — сказал он просто. — Они не могут быть ни слишком старыми, ни слишком уродливыми, ни слишком жадными, чтобы помешать мне их любить. Конечно, я оставляю их, в конце концов. И с тобой я расстанусь. И, если я передумаю, не делай глупостей и не соглашайся ехать со мной. Твоя жизнь превратится в ад. Даже если бы ты и смогла привыкнуть к тому, что у меня всегда будут другие женщины. Я слишком люблю женщин, чтобы оставаться с одной.
Он начал нежно гладить ее, его пальцы мягко прикасались к ее груди, бедрам, животу. Это был своего рода разговор, который он вел на своем языке, и она не чувствовала возбуждения, потому что он к этому не стремился. И, все же, он сумел сказать ей больше, чем если бы разговаривал с ней на обычном языке.
Он ее действительно любил, сильно и как-то приниженно, что было на него совершенно не похоже. Она была для него не просто смазливая девчонка (она вдруг неожиданно для себя поняла, что красива), а доктором Линн Бакстер, совершенно особенной девушкой. И он знал, что будет любить ее, когда оставит.