Аккуратный маленький человек в шортах и сандалиях сказал:
— Мы поможем, мистер Коттрел. Но вы должны понять, что многих из нас вот уже тридцать лет учат, что колдовство — не что иное, как суеверие, и что все несчастные женщины, казненные в средние века, были жертвами жестокого невежества.
— Вы почти правы. Девяносто пять процентов были ни в чем не виноваты. Но остальные пять процентов… Пятерка. Я не думаю, что многие из них подойдут нам, может быть, двое или трое. Но я рассчитываю на большее.
Они с неохотой кивнули. Никому это не нравилось.
Удовлетворившись их неохотным согласием, он вошел в свой корабль.
Линн была с йеги. Они уже привыкли к ней и к Коттрелу, и не обращали на них внимания.
— Ты знаешь, что нужно делать? — спросил он.
— Не совсем. Но то, о чем ты меня просил, я могу сделать.
— Тогда начнем. Оставайся здесь.
Оставаясь в корабле, Линн могла наблюдать за йеги и видеть то, что происходило снаружи.
Коттрел подал знак, и первый ребенок пошел мимо корабля. Было темно, и дети от шести до шестнадцати лет были сонными, глаза у них слипались. Один за другим они проходили мимо корабля, некоторые — одетые, некоторые — в ночных рубашках и пижамах.
— Вот оно, — сказал Коттрел неожиданно, когда оба йеги, насторожившись, перешли на другую сторону от резинового дерева и уставились на стенку корабля. — Вот то, что мы ищем.
Он выскочил наружу и кивнул учителям, которые наблюдали за процессией детей, проходивших мимо корабля. Маленький мальчик, только что прошедший мимо корабля, выглядел совсем испуганным. Даже и без подсказки, которую он получил от йеги, Коттрел видел, что мальчик отличается от других детей.
Старая дева, по-прежнему настроенная против всего происходящего, неохотно подвела мальчика к Коттрелу.
— Это Томми Холмс, — сказала она, всем своим видом демонстрируя недоверие.
— Привет, Томми, — сказал Коттрел. — Ты хочешь сражаться с Лудильщиками?
Глаза мальчика засверкали.
— По-настоящему? Копьем и луком со стрелами?
— Нет, боюсь, это не совсем так. Если только они не пошлют таких мальчиков, как ты, тогда ты сможешь, я обещаю тебе. Но ты все равно будешь сражаться. Очень скоро я объясню тебе, как.
Мальчика увели в сторону.
— Мисс Локридж, благодарю вас, — сказал Коттрел.
Она холодно ответила:
— Я ни на секунду не верю во всю эту чепуху.
— Это не имеет значения. Может, даже лучше, если вы и не будете верить.
Именно тогда она в первый раз со страхом подумала, что, во всем этом, возможно, что-то есть.
— Что будет с этими детьми? — спросила она.
— Вы боитесь, что я превращу их в колдунов?
— Не нужно обижаться, мистер Коттрел. До меня дошли слухи о некоем эпизоде с вами и… — Ее взгляд сверкнул в направлении корабля. — И еще говорят о палатке, около которой разведены два огромных костра, и я отказываюсь даже подумать о том, что происходит внутри. Надеюсь, вы не собираетесь делать этих детей объектами подобных безобразий.
Он ответил ей очень серьезно:
— Я попытаюсь использовать их, мисс Локридж, чтобы сражаться с безобразиями. Я не пытаюсь сделать вид, что им не будет причинено никакого зла. Если мы проиграем — это произойдет. Но я обещаю вам, что они будут сражаться со злом.
— Посредством зла?
— Нет. Волшебство, как и все на свете, имеет две стороны. Оно может быть использовано как на добро, так и на зло. К несчастью, черная магия более могущественна. Вот почему нам нужна армия детей (чем больше, тем лучше), чтобы победить врага, состоящего из пяти ведьм.
— Но почему дети? В тот момент, когда их личность еще только формируется.
— Потому, что у нас мало времени. Потому, что то, что мы ищем, легко обнаружить в детях. Потому, что дети принимают вещи такими, какие они есть, не задавая тысячи вопросов. Но вы, мисс Локридж, — вы тоже будете в курсе того, что дети должны будут делать.
Он должен рискнуть здесь. Она могла бойкотировать все его действия. Возможно, ему придется избавиться от нее.
В этот момент она, наконец, смягчилась.
— Хорошо, я знаю, что мы боремся за свою жизнь. Трое моих учеников были убиты во время первого нападения. Но нельзя с помощью зла бороться против зла. Я не позволю юных и невинных девочек и мальчиков запирать обнаженными в палатках.
— Если они юные и достаточно невинные, — сказал Коттрел кротко, — разве это будет иметь какое-то значение?
Она фыркнула, но он был убежден, что она почти смягчилась. Он опирался на свою собственную теорию: невозможно быть хорошим учителем, коим она, без сомнения, была, не обладая чувством юмора.
— Мы до него добрались, — сказал Воин радостно.
Старуха произнесла скептически:
— Он еще не умер. Женщина его не отпускает. Она очень упряма.
— Это не может долго продолжаться. Она уже начинает замерзать.
— И все же она его не отпускает. А я устала. Мы зря израсходовали столько энергии на этого Коттрела.
Мать сказала:
— Эта женщина открыта. Она этого не знает, но у нее есть способность, небольшая, но… У женщины Коттрела ничего не было. Это его и спасло. А эта… Давайте попробуем нанести ей удар.
— Это очень опасно, — сказал Старик.
— Почему? — спросил Воин злобно.
Мать ответила:
— Я не вижу никакой опасности.
Старик понимал, что необходимо было добиться успеха на этот раз, и промолчал. Это было делом престижа. Ведьмы чем-то напоминали бизнесменов: никто и никогда не ставил на слабого.
Хотя он сначала обрадовался тому, что им не удалось установить контакта с Девушкой, летящей к Шану, сейчас он не был уверен в том, что это так уж хорошо. Теперь их было только Четверо.